Сказки старого Вильнюса III - Макс Фрай

Когда пришли к реке, было совсем темно, но Грету Францевну это не смущало, она уверенно шла по берегу в сторону улицы Кранто, мимо деревянных павильонов фермерского рынка, мимо моста, ведущего на Ужупис, дальше, дальше, туда, где вместо асфальта мокрая от недавнего дождя трава, а вместо фонарей только редкие светящиеся окна зареченских домов да повернувшая на ущерб луна, милосердно показавшаяся из-за туч.

Вцепился в жесткий рукав старухиного пальто, пытаясь нащупать под толстым слоем ткани живую теплую руку. Не преуспел. Однако, вопреки ощущениям, Грета Францевна не исчезла, напротив, выглядела достоверной как никогда прежде – не бледная тень, бодрая разрумянившаяся старушка, уже не ведомая, а влекущая их за собой. Щебечущая как птичка:

– Вот на этом мосту я люблю стоять по ночам, когда люди спят, а мир просыпается, когда небо темное-темное, а вода светлее, чем днем. И течет, течет!

Послушно повернули за ней к ветхому осыпающемуся мосту, скрытому от любопытных глаз зарослями прибрежного кустарника. Вопреки первому впечатлению, он оказался прочен, даже перила целы, и ступени, ведущие на мост, почти не тронуты немилосердным временем, всего несколько трещин, они не в счет. Поднялись, остановились, повернувшись к серебристой от лунного света воде.

– Течет, – эхом повторил Файх.

Долго молчали, глядя на воду. Наконец немец сказал:

– На первый взгляд, сразу понятно, куда течет река, правда? С востока на запад, от соседней границы к подножию Замковой горы, где сольется с Нерис. Но простым усилием воли можно – не повернуть воду вспять, а настроить собственный взгляд таким образом, что мы явственно увидим, как река течет в обратном направлении, с запада на восток, навстречу завтрашнему утру, нескорому, но неизбежному, как всякое новое рождение.

Анджей, чье предоставленное самому себе сознание все это время развлекалось подобными фокусами, удивленно кивнул. Грета Францевна молчала. Но не исчезала пока – и на том спасибо.

– Если смотреть на текущую реку достаточно долго, то и дело переключаясь из одного режима восприятия в другой, можно подглядеть, как все устроено на самом деле, – вкрадчиво добавил Файх. – Увидеть наконец, что вода течет во все стороны одновременно, и от твоей воли не зависит вообще ничего, даже возможность быть или не быть свидетелем ее движения. Это просто происходит. Или нет. Как повезет.

И, зачем-то перегнувшись через перила, откуда-то снизу, из серебряной сизой тьмы клубящегося над водой тумана, сказал:

– Это один из немногих способов хоть что-то узнать про время. Совсем малую часть правды о нем. Но все равно слишком большую, чтобы поместиться в человека. Придется нам теперь всегда быть хоть немного больше самих себя, а то, чего доброго, разорвет.

Хотел ответить: «Я тебя не понимаю». Но вовремя осознал, что это было бы ложью. Все он прекрасно понимал.

– А теперь мне нужна твоя помощь, – Файх уже вынырнул из-под перил и покровительственно обнимал за плечи обоих – Грету Францевну и Анджея. – Надо помочь даме снять пальто, – прошептал он. – Очень бережно и осторожно, с любовью обреченного и яростью получившего шанс, с нежностью бессмертного, с отчаянием первого выдоха, с восторгом последнего вдоха. Без тебя я не справлюсь, ты знаешь.

Не стал задавать вопросов. И делать ничего не стал. Словно бы со стороны наблюдал, как пальцы, внезапно онемевшие, как на легком морозе, не до бесчувственности, только до щекотного звона, медленно движутся вверх по рукаву, к жесткому шву плеча и дальше к отложному воротнику, за который можно ухватиться и слегка, почти незаметно потянуть на себя и вниз, вниз, к земле, дрожащей и сияющей сейчас как в день сотворения. И Файх тянул на себя и вниз, с другой стороны, справа, с севера, где вечность, уставшая быть огнем, может принять форму льда и наконец отдохнуть.

Обжигая ухо морозным дыханием, почти касаясь его ледяными губами, шептал:

– Я сам за ней присмотрю, справлюсь, не сомневайся, а твоя помощь мне нужна тут. Не возвращайся обратно по этому мосту, иди вперед, перейди на другой берег, там лестница и тропинка, выйдешь наверх к Францисканскому кладбищу, а оттуда дорогу и сам найдешь. Отправляйся ко мне домой, поживи там до моего возвращения, прими моих гостей, если вдруг не успею вернуться до пятницы, ничего им не объясняй, просто купи вина, наливай, не скупясь, говори с ними, о чем захочешь, только обязательно по-немецки, чтобы реальность не заметила, образовавшейся на моем месте пустоты, тогда она не будет шокирована моим возвращением, и не помешает… вообще ничему не помешает, верь мне.

Подумал: «Да я и так всегда тебе верил, с самого первого дня, с самого первого сна о тебе, а что я всегда забывал их задолго до утра – дело житейское, не только правда о времени не помещается в человека, а еще многие важные вещи. Например, некоторые сны».

Все это, конечно, можно было не говорить, тем более, что и немцу было не до разговоров сейчас, когда пальто Греты Францевны оказалось в его левой руке, а подвижный, сияющий, густой комок вечности, который был жизнью девочки Греты – в правой, теперь они существовали отдельно друг от друга, Грета и ее пальто, и медлить было нельзя. Файх и не медлил, воды сомкнулись над его головой даже чуть раньше, чем он, перемахнув через перила, прыгнул в реку с драгоценной своей ношей и поплыл во все стороны сразу, и уплыл отовсюду, и остался на дне – навсегда, или только до пятницы, как пойдет.

Перешел на другой берег, поднялся наверх, повернул налево, на улицу Полоцко, шел прямо, никуда не сворачивая, вышел из Ужуписа по другому мосту, парадному, увешенному свадебными замками, поднялся на Бокшто и дальше, дальше, ускоряя шаг, как будто за ним гналась целая свора невидимых соглядатаев, которых хорошо бы оставить с носом – просто так, чтобы лишний раз повернуть все по-своему и отметить эту смешную победу бокалом пива в уличном баре на бульваре Вокечу, совершенно пустом по случаю холодного вечера понедельника и снова начавшего накрапывать дождя.

О ключе вспомнил, уже сворачивая во двор на Лабдарю, подумал: «Вот это номер. Не ломать же дверь топором». Но ключ неожиданно обнаружился в нагрудном кармане, точнее, два ключа, связанные тонким металлическим кольцом. Интересно, в какой момент немец их подсунул? Впрочем, неважно.

А код подъезда давно запомнил навек: три и восемь, нажать одновременно. Имя свое проще забыть, чем некоторые тайные сведения, помогающие открывать запертые двери, то и дело встречающиеся на нашем пути.

Легко справился с обоими замками, не включая свет, умылся холодной водой на кухне, прошел прямо в спальню, упал на неразобранную постель, лицом к окну, за которым алая небесная твердь, и звезды синие-синие, как в детстве, как во сне, как всегда.

Просыпаться в чужом доме оказалось приятней, чем в собственном. Так просто и естественно, словно давным-давно обжил эту маленькую квартирку, обезображенную старательным, но безвкусным «евроремонтом» ровно настолько, чтобы жить в ней было не противно, а уезжать все равно радостно – идеальное временное жилье. В ванной нашлась новая зубная щетка в упаковке, на кухне – кофейный аппарат и холодильник, забитый сырами и виноградом, роскошный завтрак, красивая жизнь. Кофе пил на балконе, благо день выдался солнечный и жаркий, как будто лето вернулось – ладно, сделаем вид, что поверили, достанем из кладовой шезлонг.

Компьютера не нашел, телефон почти разрядился, лениво подумал, что за ноутбуком и зарядным устройством можно сходить к себе, благо здесь совсем рядом, но отказался от этой мысли. Не хотел читать почту, вдруг выяснится, что есть срочная работа, а сейчас совсем не до нее. Думал: «Долгов за мной не осталось, а новые обязательства – это не для меня. Вот вернется мой немец, убьет меня, уедет домой, а там поглядим». Эта формулировка очень его смешила, так что бесконечно ее повторял, иногда даже вслух. Конечно же, по-немецки. Привык, что в этом доме на других языках не говорят.

Вторник, среда и четверг пролетели незаметно и как-то удивительно, по-детски счастливо. Хорошо живется тому, у кого все новости только о погоде, всех дел – втиснуть поход за продуктами между двумя дождями, всех развлечений – несколько книг немецких стихов, а забота только одна – дождаться хозяина дома, который, конечно же, появится не позже пятницы, на вечер назначена прощальная вечеринка, ее нельзя пропустить.

Однако в пятницу Файх так и не объявился. До обеда Анджей спокойно ждал его, попивая кофе на балконе, ежился на уже совсем осеннем ветру. В два пополудни начал понемногу тревожиться, в три практически запаниковал, в четыре оделся и пошел в магазин. Немец велел наливать вино, не скупясь, значит, так тому и быть. Приволок домой полдюжины бутылок просекко, разноцветный лимонад для Эрика, конфеты на всех и сел ждать – Файха, гостей, да хоть кого-нибудь. Первого, кто придет.